Благотворительность давно стала важной частью современного мира: она объединяет людей, помогает в формировании устойчивого общества, решает социальные задачи и, по сути, касается каждого. 

В честь Международного дня благотворительности «Журнал о благотворительности» при участии «Центра внимания» задал несколько вопросов экспертам из третьего сектора, связавшим свою жизнь с работой в НКО. Они вспоминают, как пришли в благотворительность, рассказывают о главных проектах и размышляют о будущем.  

Как начинали работать в благотворительности

«Много лет назад я пришла работать в психиатрию, — вспоминает Анна Битова, Председатель правления РБОО Центр лечебной педагогики «Особое детство», — Тогда в стране было мало организаций для детей, их родителей. Мы стали создавать центры комплексной помощи (медицинской, психологической, педагогической). Практически сразу поняли, что у многих семей просто нет средств, и стали собирать деньги. Так с 1989 и работаем».

«Звучит удивительно, но в благотворительную сферу я пришла через комсомол, — рассказывает Татьяна Тульчинская, директор и основатель Благотворительного фонда помощи детям-сиротам «Здесь и сейчас». — Была секретарем комсомольской организации в школе, и мне казалось, что помощь окружающим – это ровно то, чем комсомол и должен заниматься, а не просто издавать какие-то газеты о политической обстановке в мире. Мы пришли в соседний детский дом и начали помогать. Сейчас бы это назвали волонтерством».

Ирина Меньшенина, член совета Ассоциации фандрайзеров:

«Моя мама по профессии сельский доктор. С детства я видела служение. Невзирая на время суток, погоду, человек помогал людям. Мой переход из педагогики в фандрайзинг произошла в момент переоценки ценностей, поиска внутренних ресурсов. Неожиданно для себя поняла, что мне будет легче жить и справляться с трудностями, если буду помогать тем, у кого в жизни гораздо меньше ресурсов. Это осознание привело в сферу, где людям нужна помощь». 

Анастасия Черепанова, директор благотворительного фонда «Жизнь как чудо»: «Впервые я попала в некоммерческий сектор в качестве волонтёра в 16 лет. Сейчас мне 36, и получается, что большую часть жизни я отдала благотворительности и некоммерческому сектору. Сначала я была просто волонтёром, потом участвовала в различных проектах, потом стала работать в благотворительном фонде «Настенька» в качестве менеджера по связям с общественностью. Почему так сложилось? Всё очень просто, это люди. Всё из-за людей, которых я встретила в этом проекте. Я встретила совершенно невероятных неравнодушных людей и поняла, что мне это очень близко по ценностям, по мотивации… И, как я сейчас говорю уже своей команде, это те самые люди! Наша команда растёт, новые сотрудники приходят, у нас много и партнёров, и друзей. И я им всегда говорю — вы те самые люди, с которыми я хочу жить свою жизнь». 

 Ирина Агафонова, исполнительный директор благотворительного фонда помощи детям-инвалидам «Движение вверх»: «Я и другие будущие соучредители нашего фонда работали в одном известном агентстве интегрированных маркетинговых коммуникаций и в том числе реализовывали социально значимые проекты для клиентов. У всех нас были личные истории, связанные с тяжёлыми заболеваниями близких людей. Мы решили открыть благотворительный фонд, а после тщательного анализа в сфере благотворительности сделали вывод, что самые незащищённые категории населения в России — это дети с инвалидностью и пожилые люди. Собственно, это и побудило нас к тому, чтобы помогать именно детям с инвалидностью». 

Екатерина Панова, директор благотворительного фонда помощи бездомным животным «РЭЙ»

«Я пришла в благотворительность из волонтерства — больше 10 лет назад я начала помогать бездомным животным в свободное от работы и учебы время и со временем поняла, что решать проблему безнадзорных собак и кошек в нашей стране надо системно и профессионально. Именно так в 2015 году появился фонд «РЭЙ», на чистом энтузиазме».

Леонид Синицын, сооснователь и руководитель компании «Собиратор»: «В благотворительность я пришёл вполне естественно — как мне кажется, делать добрые дела — это нормально для любого человека. И я считаю ошибкой, когда люди разделяют: вот здесь благотворительность, а вот здесь – бизнес и деньги. Когда они в голове у себя не могут это совместить. Я считал, что можно сделать организацию, которая будет приносить много пользы людям и не зависеть от чужих средств. И стал работать в эту сторону, особенно после многих лет активного волонтёрства в экологическом поле. И да, так оно и получилось. По сути, получилось сделать организацию своей мечты». 

Работа, которой можно гордиться 

Мы попросили руководителей фондов рассказать о любом проекте, реализованном их организацией и вызывающем лично у них чувство гордости. Вот, что получилось. 

Ирина Меньшенина, Ассоциация фандрайзеров: «Особенная гордость – изменения качества жизни людей с синдромом Дауна. Дети рождаются, растут в кровных семьях, занимаются спортом, творчеством. К счастью, нет той степени общественного драматизма, когда социум сталкивается с проблемами людей подобного диагноза. 

Последние годы работы в Фонде «Синдром любви», а именно проект по развитию футбола среди людей с синдромом Дауна (проведение футбольных соревнований), восхождение ребят на Килиманджаро, другие спортивные проекты. Например, «Атлет во благо», идею которого позаимствовали другие фонды. Мы одним из первых внедрили CRM, которая помогла фонду выстоять в пандемию. 

Поскольку сейчас я вовлечена в консалтинг, много начинающих НКО, которые обрели устойчивость в области фандрайзинга, благодаря тому, что мы прошли часть пути вместе. 

Ассоциация фандрайзеров – тоже предмет гордости. Трудная история, трудная организация. Ежегодно мы вручаем премию «Золотой кот» лучшим кейсам по фандрайзингу. Надеюсь, что ассоциация выдержит трудности, и наш сектор будет крепчать”.

Анастасия Черепанова, «Жизнь как чудо»: «Сейчас я особенно горжусь проектом, который направлен на системное решение проблемы. И один из них — проект со сложным названием «Гипераммонемия». Мы обучаем врачей и поставляем в больницы, где есть детские реанимации, оборудование, в основном сейчас работаем с перинатальными центрами. Потому, что гипераммонемия — это повышенное содержание аммиака в крови у ребёнка, и очень часто эти кризы бывают в детском неонатальном возрасте, то есть буквально через несколько дней после рождения у малыша может резко ухудшиться состояние, у него может случиться отёк головного мозга, он может впасть в кому. И мы поняли, что можем какой-то процент жизней вытащить из этой статистики смертности, и начали поставлять эти маленькие аппараты для определения уровня аммиака у детей. И цифры, которые мы сейчас видим, просто поражают. Мы мечтаем, что в каждой детской реанимации будет такой совсем небольшой аппарат, и эта диагностика станет доступна всем и каждому». 

Татьяна Тульчинская, «Здесь и сейчас»: «Я больше всего горжусь командой. Люди по какой-то причине доверились мне, как руководителю. Это важно для меня». 

Леонид Синицын, «Собиратор»: Сложно выбрать любимый проект, но я бы сказал, что один из значимых – это сбор вещей для благотворительных фондов. По сути, это такой хаб на нашем складе, где мы распределяем вещи, а любой благотворительный фонд, который нуждается в них, по своему запросу может приехать и выбрать то, что им нужно. Фонды даже организуют с нашей помощью специальные сборы некоторых видов предметов по своей тематике». 

Екатерина Панова, «РЭЙ»: «Больше всего горжусь командой нашего фонда – это поистине увлеченные, самоотверженные люди, готовые сделать всё, чтобы все животные были счастливы и жили в тепле и любви. Я часто говорю, что наш фонд собрал самых лучших сотрудников, и это поистине так».

Ирина Агафонова, «Движение вверх»: «В 2019 году наш благотворительный фонд организовал социально значимую фотовыставку “Траектория движения”, мы экспонировали её в государственном музее — культурном центре «Интеграция» им. Н.А. Островского. Этот проект объединяет фотографии восьми семей, в которых есть дети с особенностями развития — ДЦП, генетические заболевания, синдром Дауна, а её цель — это показать широкой аудитории жизнь людей, которые воспитывают таких детей, донести посыл, что особенные дети тоже имеют право на полноценную жизнь, и задача общества — способствовать этому и по возможности поддерживать их. Не все выбранные семьи полные, но это не мешает им жить в любви и принятии. Сейчас фотовыставка “Траектория движения” доступна в онлайн-формате». 

Анна Битова, «Особое детство»: «Я — логопед, и мне важно понимать, что заговорил ребенок, кто-то стал более коммуникабельным».

Как меняется отношение к системной помощи 

Руководители фондов ответили и на вопросы о том, как меняется отношение их аудитории к системной благотворительности и что происходит с фандрайзингом в современных условиях.

 «За всю мою карьеру было несколько этапов становления благотворительности. В перестройку люди начали активно зарабатывать, жертвовали легко и просто. Затем наступили тяжелые годы, — вспоминает Анна Битова. — Затем снова был всплеск интереса людей к проектам помощи. Следующий виток развития начался 10 лет назад, когда экономическая ситуация в стране улучшилась, люди стали активно участвовать в благотворительности. Все понимали, что дети с нарушениями должны жить достойно, что малоимущим семьям нужно помогать. Сейчас можно говорить об очередном витке, но только сторону снижения активности». 

«Мне кажется, мы все профессионализируемся и становимся более осознанными, не только со стороны фонда, но и со стороны общества, — размышляет Анастасия Черепанова. — Общество уже готово слышать более сложные истории, воспринимать более сложные проекты. К примеру, очень сложно собирать средства на обучение врачей средства, потому что на адресную помощь ребёнку люди, безусловно, реагируют намного лучше. Но вкладывая свои силы и средства в обучение, мы на самом деле вкладываемся в сотни жизней, которые этот врач сможет потом спасти. И мне кажется, сейчас люди стремятся к этой осознанности выбора. Оно не исключает адресной помощи — скорее, они идут вместе, и все системные программы, по сути, родились из адресной помощи». 

«О благотворительности говорят больше, на повестке дня эти темы поднимают чаще, чем раньше. Одним словом то, за что мы бились много лет стало реальностью. Но, справедливости ради, если тенденции очевидны, то уровень реальной вовлеченности людей в благотворительность мне до конца непонятен, — считает Татьяна Тульчинская. — Когда ты внутри информационного пузыря, это не добавляет объективности, хотя вектор, конечно, уверенно задан.

«Конечно, сейчас люди чаще участвуют в системной помощи, — говорит Леонид Синицын, — Этот тренд развивается, множество благотворительных организаций появлялись в последнее время и вели системную работу со своей аудиторией. Люди привыкают поддерживать организации. И когда начались проблемы с экономикой устойчивого развития и системной поддержки со стороны крупных компаний, люди сами стали более системно поддерживать «Собиратор». Наша аудитория поняла, что мы оказались в серьёзной беде, и нас стали поддерживать в три раза больше».

«По нашим наблюдениям, сейчас люди стали меньше жертвовать на благотворительность на регулярной основе, независимо от направления, которым занимаются некоммерческие организации, — отмечает Ирина Агафонова, — Мы связываем такую тенденцию с общей непростой экономической ситуацией в нашей стране».

«В среде молодежи уже нет прежнего нежелания участвовать в благотворительности. Я могу судить по своим студентам. Конечно, они не подписываются на большие пожертвования, но не проходят мимо чужих проблем. Им близки проекты поддержки детей, пожилых, животных, — замечает Ирина Меньшенина. — Отдать небольшой донат стало для них нормой. Я сталкиваюсь с кейсами успешных предпринимателей среднего возраста, которые находят отдушину в благотворительности. Они открывают небольшие благотворительные фонды, становятся попечителями НКО. Благотворительность прошла точку невозврата. Другой вопрос: с какой скоростью она полетит? Это зависит от отношения властей, СМИ, ситуации в экономике».

«Я вижу, что в нашем обществе меняется отношение в благотворительности в целом – и это отличная тенденция, — отвечает Екатерина Панова, — Пока еще не все понимают важность системной помощи, но то, что уже многие участвуют в благотворительности так или иначе, готовы рассказывать об этом своему окружению, воспитывают это в своих детях — мне кажется, это огромной скачок для нашего общества».

Какой станет благотворительность в будущем

Какой будет благотворительность в будущем, как работа сейчас изменит общество через несколько лет — это сложные вопросы, на которые не может быть однозначного ответа. Однако мы попытались.

«Главный вопрос сейчас — как выжить. Сейчас очень и очень тяжело, резко сократились частные пожертвования, многие фонды сократили финансирование, — говорит Анна Битова. — И как следствие усилилась конкуренция за президентские гранты, гранты крупных частных фондов — Фонда Потанина, «Абсолют-Помощь» и др. Наши проекты рассчитаны на долгий период. Решить проблему ребенка с нарушениями нельзя за два месяца. Московское правительство дает деньги, но на новых детей. А что делать с прежними? А что делать со взрослыми группами, которые у нас появились? Необходимо понимать, что подобное может случиться с каждым. В любой семье может родиться такой ребенок или взрослый человек по прошествии лет может получить такое заболевание. Эта категория людей беззащитна. Не хватает еще и осознания, что человек с психическими нарушениями может жить в социуме. Надеемся, что это постепенно поменяется».  

«Я очень надеюсь и верю, что обстановка стабилизируется, и подписки на регулярные пожертвования будут расти, — говорит Ирина Агафонова. — Ведь именно регулярные пожертвования помогают планировать деятельность нашего фонда и дают уверенность в том, что подопечные не останутся без помощи». 

«Сейчас большое количество причин думать и бояться того, что мы начнем немного стагнировать. Хочется, чтобы развитие продолжалось. Надеюсь, будущее у нас есть», — добавляет Татьяна Тульчинская.

«Какой будет будущее благотворительности — зависит от плотности соприкосновения человека с благотворительностью, — уверена Ирина Меньшенина. — Те, кто дает серьезные деньги и видит перед собой задачу изменения социального результата, становятся более требовательны к отчетности и прозрачности работы организации, к осознанным ощутимым результатам. Люди, которые помогают понемногу, ищут общения с теми, кому они помогают, чтобы чувствовать себя частью этих перемен».